И вот я в «Факеле». Билеты выдавали по записи. После недолгого ожидания в фойе, нас пригласили в зрительный зал. Войдя в зал, я сразу же ощутил себя на спектакле. Зал был маленьким, почти квадратным. Три сценические стены совершенно чёрными, пол – абсолютно белым. Кресел в зале не было. «Четвёртая стена» представляла собой три длинных скамьи, различавшихся по высоте. За последней из скамеек располагались пульт и осветительные приборы. Сцена была больше зрительного зала раза в два. Промежутка между залом и сценой практически не было. Свет в зале был притушен. На сцене, в атмосфере полусумрака, стояла одинокая фигура. Человек в белом держал в руке зажжённую свечу, и оставался недвижимым всё время, пока заполнялся зрительный зал. Звуковым фоном было не совсем понятное мне хоровое пение, очевидно, теософской направленности.

Я занял место в первом ряду у самого края, с обратной стороны от входа в зал. Зрительный зал ещё некоторое время заполнялся людьми. В это время я отчётливо слышал детский шёпот слева за портьерой. Очевидно, юная артистка едва слышно проговаривала текст роли. Постепенно зал заполнился и действо началось.

Пересказывать постановку – совершенно бессмысленная и нереализуемая задача. Скажу лишь, что в центре сюжета судьба русской женщины Анны. И судьба её поистине трагична. Во время войны Анна теряет сына Пашку. Затем она пытается найти семейное счастье, но таковое Анне обрести не суждено. Все её мужья погибают. Дети отринули её. И она осталась одна. Одинокая на ветру...

Неожиданно выясняется, что её сын остался жив, а она похоронила как своего, чужого ребёнка. Казалось бы, это должно внести спокойствие в её душу, но этого не происходит. Анна приходит в церковь. Занимается уборкой. Знакомится со священником. Священник, он же – художник, пытается привести её к Богу. Но она всё видит иначе. О священнике же говорит, что художник он хороший, а священник – так себе. Анна хочет внести в храм чего-то своё, и украшает церковь цветами.

Анна умирает. Незаметно, буднично, тихо. Где-то в каком-то закутке за рукоделием. Но она продолжает мыслить, говорить, двигаться. Как же так? А это её душа! Смерть тела – не есть смерть души. Анна пытается осознать себя в этом, новом для неё, обличие. Она стремиться к людям, которые были ей дороги, и которым была близка она. И люди ощущают её прикосновение, разговаривают с ней. Всю её жизнь насквозь пронизывало горе. Но, может, это была проверка, испытание, чего-то ещё…

Священник, зная историю Анны, называет её святой. Он вносит в церковь картины, на которых лица знакомых Анне людей и она сама с сыном Пашкой. И Анна видит эти картины. И душа её радуется. Священник просит Анну благословить его, и чувствует, что благословение получено. Анна улетает. Душа её стремится к Богу и у неё ещё очень много всего впереди.

Общее впечатление – спектакль интересен, но при этом чрезвычайно сложен для восприятия. Даже для человека с большим жизненным опытом и сформированным мироощущением. Во всём повествовании сквозит религиозно-философский подтекст. Может ли спектакль в той или иной степени повлиять на формирование личности? Без сомнения, да! Хорошо это или плохо? Этот вопрос я оставлю без ответа.

Как уже писалось выше, зал и сцена – есть один объём, не разделённый чем-либо. Таким образом, всё происходящее на сцене, зрители наблюдают не издалека, а как бы находясь едва не в центре событий. Особенно это ощутимо в первом ряду.

Все актёры одеты в одинаковые безликие белые одежды. Несомненно, это осмысленная режиссёрская задумка. Все актёры босы. Светлые фигуры, кого бы они не изображали, хорошо видны как при ярком свете, так и в сумраке. Сценический реквизит немногочисленен. Особое внимание в спектакле уделяется языку жестов, пантомиме. Минимализм в бутафории, в этой связи, вполне оправдан. Всё время спектакля на сцене вёдра. Вёдра – это деревья, земля, ветер, колокола и собственно вёдра. Не менее широк диапазон и у актёров. Все они перевоплощаются на сцене неоднократно. Все кроме неё, главной героини. На протяжении всего действия, на лице Анны выражение горя, душевной скорби и душевного же расстройства. Лишь порой проскакивает скупая улыбка.

Нельзя не признать пронзительной проникновенности и в лицедействе молодых артистов. В немалой степени этому способствует игра света-тени, а также, музыкальное и шумовое сопровождение. Реалистичность передачи трагизма не всегда одинакова. Но в отдельных эпизодах чрезвычайно сильна и беспощадна. Не задаваясь целью следить за зрителями, я не мог не отметить слёз на глазах нескольких дам, сидевших неподалёку.

Убеждён, что публика в зале была изначально настроена благожелательно к актёрам и постановке. Но, думаю, вне зависимости от этого артисты по праву были вознаграждены долго не стихавшими аплодисментами. Признаться, смысловая нагрузка отдельных направлений постановки ускользнула от меня. Вероятно, в этих моментах был зашифрован некий тайный смысл... Тем не менее, я с большим удовольствием присоединился к аплодирующим, выразив таким образом благодарность самодеятельным артистам и всему театру «Задверье» за удовольствие от общения с прекрасным.

***

Очень обидно, что у меня нет ни одной фотографии спектакля. Я, хоть и любитель, но всё ж таки фотограф... Мне сказали, что во время спектакля снимать нельзя, и это вполне логично. Я технику и не брал. Как выяснилось впоследствии, снимать всё-таки было можно. Во всяком случае, с верхних рядов кто-то фотографировал со вспышкой. Возможно, это были администраторы или кто-то заранее договорился. Учитывая внушительный объём статических сцен, интересную проработку жестикуляции артистов, можно было бы составить неплохую фотогалерею, дающую объёмное представление о спектакле. Хотя, логичнее, конечно же, делать такого рода фотосессию специально, не во время спектакля и не в присутствии зрителей. Постановка, более чем, достойна того. Нелишним было бы, на мой взгляд, провести и видеосъёмку спектакля в полном объёме, дабы дать возможность как самим актёрам, так и их потомкам впоследствии увидеть действо со стороны собственными глазами.

У меня нет сомнений, что спектакль достоин того. чтобы быть показанным значительно более широкому кругу зрителей. Сложилось стойкое представление, что зрителями в настоящее время являются родственники, друзья, соседи, одноклассники самих актёров. Или друзья друзей, родственники родственников или ещё кто-то, тем или иным образом связанный с кругом общения выступавших. Это совершенно недопустимо малочисленная аудитория. С другой стороны, имеющийся зал не может вместить большее количество зрителей, а играть спектакли каждый день невозможно по простой причине – дети учатся. Тут уже следует ставить вопросы перед руководством района и города. А залы в районе есть. Уж если театру рукоплещут зрители Германии, неужто в нашей стране, в нашем городе не сыскать достойного места для заслуженного коллектива?

Нынче все помешались на патриотизме. Так и вот же вам простор для деятельности. Прославить наш район, город и государство – это ли не проявление любви к Родине. А всё что требуется – дать «зелёный свет» развитию театра.

Я не сомневаюсь, что при должном содействии властей, «Задверье» ещё не единожды порадует своим творчеством зрителей, займёт достойное место в мире искусства и откроет новые горизонты.